Фёдор Михайлович Достоевский считал детей «ангельскими душами» и очень трепетно относился к ним.
Достоевский был человеком семейным. Так он писал своему знакомому Н.Н. Страхову: «Ах, зачем вы не женаты, и зачем у вас нет ребенка, многоуважаемый Николай Николаевич. Клянусь вам, что в этом три четверти счастья жизненного, а в остальном разве одна четверть».
Когда у Достоевского родилась первая дочь Соня, он, по воспоминаниям жены Анны Григорьевны, много времени проводил с ребёнком. Для писателя дочь была «лицом и характером». Когда через три месяца девочка скончалась, Достоевский был убит горем. Через год родилась вторая дочь Люба. К ней писатель испытывал те же нежные чувства, что и к первой дочери.
Внимателен он был не только к своим детям. Он часто писал о современных ему тенденциях в воспитании молодого поколения, указывал на ошибки родителей. Много говорил о «случайных семействах» — так Достоевский называл семьи, в которых утеряна связь отцов с детьми. По его мнению, именно общность взглядов отцов семейств, их высокая нравственность, должна давать толчок для развития всего общества.
Также писатель считал неверным «облегчение» детского ума, то есть стремление оградить ребенка от любых переживаний. По мнению Достоевского, «две-три мысли, два-три впечатления, поглубже выжитые в детстве, собственным усилием проведут ребёнка гораздо глубже в жизнь, чем самая облегченная школа, из которой сплошь и рядом выходит ни то ни се, ни доброе ни злое».
Другая проблема — «поголовное и сплошное отрицание прежнего». Безосновательное желание не делать так, как делали раньше — глупо и странно, считал Достоевский. Писатель утверждал, что нужно беречь память о своих предках и проносить из поколения в поколения лучшее, что в этих предках было. Еще одной важной проблемой Достоевский называл лень. Родители, которые особенно не заботятся о своем ребенке, по мнению публициста, совершают ошибку. И если богатые, несмотря на свое нежелание заботиться о чаде, хотя бы смогут обеспечить ребенку одежду и образование, то бедные не смогут дать детям ничего вообще. Ленивых родителей Достоевский считал эгоистами и предрекал, что из таких семей дети принесут во взрослую жизнь только негативные, нервные впечатления, которые причинят вред личности.
Писатель не раз выступал в защиту детей, которых обижали родители. Так, в своем монографическом журнале «Дневник писателя» он откликнулся на несколько дел, связанных с насилием над детьми. Довольно много публицист написал о деле Кроненберга. Мужчину судили за то, что тот жестоко высек свою дочь шпицрутенами. Подсудимого оправдали благодаря видному адвокату Спасовичу, который в своей речи назвал поступок отца всего лишь «наказанием» за детские пороки, предел которым не установлен, а значит не существует. Достоевский выступил против аргументов Спасовича. Писатель считал, что адекватного объяснения истязаниям быть не может: «… нельзя, говорю я, это создание, имеющее ангельский лик, несравненно чистейшее и безгрешнейшее, чем мы с вами, г-н Спасович нельзя, говорю я, драть её девятью рябиновыми ″шпицрутенами″, и драть четверть часа, не слушая её криков: ″папа, папа!″…».
В другой раз Достоевский откликнулся на дело Джунковских. Оно представляется еще более жутким: эти родители не только секли своих детей, но и заставляли спать в грязной комнате с одним рваным одеялом, закрывали в холодном туалете, морили голодом. Джунковских оправдали: им удалось доказать, что дети заслужили наказание, потому что воровали и совершали другие проступки. В своем журнале Достоевский предположил, что должен был бы сказать этим родителям председатель суда, который дал им возможность остаться безнаказанными. От лица этого председателя Достоевский говорил, что Джунковским еще предстоит суд их собственной совести и в первую очередь им стоит задуматься над вопросом о том, почему дети вообще совершали проступки. По мысли Достоевского, причины эти, конечно, в поведении родителей. «Не разъясню, а прикажу, не внушу, а заставлю», — такой подход к воспитанию ребенка только развращает, ранит безгрешную и чистую еще душу так сильно, что она либо закрывается, либо учится хитрить. Достоевский горячо верил в силу любви и бессилие насилия морального и физического.
Достоевский сыграл важную роль и в деле Корниловой: беременная женщина выбросила в окошко свою падчерицу (девочка не пострадала) и тут же заявила на себя — ей грозила каторга. Дело показалось Достоевскому неоднозначным. Своим читателям Достоевский объяснил, что Корниловой, которая в самом деле оказалась довольно простодушной и доброй, руководил «аффект беременности», при котором женщина может совершать поступки, противоречащие её настоящим, сознательным желаниям. А сослать её значит лишить уже двух (во время следствия Корнилова родила дочь) живых существ права на нормальную жизнь в полной семье. Благодаря писателю Корнилову оправдали.
Достоевский был человеком семейным. Так он писал своему знакомому Н.Н. Страхову: «Ах, зачем вы не женаты, и зачем у вас нет ребенка, многоуважаемый Николай Николаевич. Клянусь вам, что в этом три четверти счастья жизненного, а в остальном разве одна четверть».
Когда у Достоевского родилась первая дочь Соня, он, по воспоминаниям жены Анны Григорьевны, много времени проводил с ребёнком. Для писателя дочь была «лицом и характером». Когда через три месяца девочка скончалась, Достоевский был убит горем. Через год родилась вторая дочь Люба. К ней писатель испытывал те же нежные чувства, что и к первой дочери.
Внимателен он был не только к своим детям. Он часто писал о современных ему тенденциях в воспитании молодого поколения, указывал на ошибки родителей. Много говорил о «случайных семействах» — так Достоевский называл семьи, в которых утеряна связь отцов с детьми. По его мнению, именно общность взглядов отцов семейств, их высокая нравственность, должна давать толчок для развития всего общества.
Также писатель считал неверным «облегчение» детского ума, то есть стремление оградить ребенка от любых переживаний. По мнению Достоевского, «две-три мысли, два-три впечатления, поглубже выжитые в детстве, собственным усилием проведут ребёнка гораздо глубже в жизнь, чем самая облегченная школа, из которой сплошь и рядом выходит ни то ни се, ни доброе ни злое».
Другая проблема — «поголовное и сплошное отрицание прежнего». Безосновательное желание не делать так, как делали раньше — глупо и странно, считал Достоевский. Писатель утверждал, что нужно беречь память о своих предках и проносить из поколения в поколения лучшее, что в этих предках было. Еще одной важной проблемой Достоевский называл лень. Родители, которые особенно не заботятся о своем ребенке, по мнению публициста, совершают ошибку. И если богатые, несмотря на свое нежелание заботиться о чаде, хотя бы смогут обеспечить ребенку одежду и образование, то бедные не смогут дать детям ничего вообще. Ленивых родителей Достоевский считал эгоистами и предрекал, что из таких семей дети принесут во взрослую жизнь только негативные, нервные впечатления, которые причинят вред личности.
Писатель не раз выступал в защиту детей, которых обижали родители. Так, в своем монографическом журнале «Дневник писателя» он откликнулся на несколько дел, связанных с насилием над детьми. Довольно много публицист написал о деле Кроненберга. Мужчину судили за то, что тот жестоко высек свою дочь шпицрутенами. Подсудимого оправдали благодаря видному адвокату Спасовичу, который в своей речи назвал поступок отца всего лишь «наказанием» за детские пороки, предел которым не установлен, а значит не существует. Достоевский выступил против аргументов Спасовича. Писатель считал, что адекватного объяснения истязаниям быть не может: «… нельзя, говорю я, это создание, имеющее ангельский лик, несравненно чистейшее и безгрешнейшее, чем мы с вами, г-н Спасович нельзя, говорю я, драть её девятью рябиновыми ″шпицрутенами″, и драть четверть часа, не слушая её криков: ″папа, папа!″…».
В другой раз Достоевский откликнулся на дело Джунковских. Оно представляется еще более жутким: эти родители не только секли своих детей, но и заставляли спать в грязной комнате с одним рваным одеялом, закрывали в холодном туалете, морили голодом. Джунковских оправдали: им удалось доказать, что дети заслужили наказание, потому что воровали и совершали другие проступки. В своем журнале Достоевский предположил, что должен был бы сказать этим родителям председатель суда, который дал им возможность остаться безнаказанными. От лица этого председателя Достоевский говорил, что Джунковским еще предстоит суд их собственной совести и в первую очередь им стоит задуматься над вопросом о том, почему дети вообще совершали проступки. По мысли Достоевского, причины эти, конечно, в поведении родителей. «Не разъясню, а прикажу, не внушу, а заставлю», — такой подход к воспитанию ребенка только развращает, ранит безгрешную и чистую еще душу так сильно, что она либо закрывается, либо учится хитрить. Достоевский горячо верил в силу любви и бессилие насилия морального и физического.
Достоевский сыграл важную роль и в деле Корниловой: беременная женщина выбросила в окошко свою падчерицу (девочка не пострадала) и тут же заявила на себя — ей грозила каторга. Дело показалось Достоевскому неоднозначным. Своим читателям Достоевский объяснил, что Корниловой, которая в самом деле оказалась довольно простодушной и доброй, руководил «аффект беременности», при котором женщина может совершать поступки, противоречащие её настоящим, сознательным желаниям. А сослать её значит лишить уже двух (во время следствия Корнилова родила дочь) живых существ права на нормальную жизнь в полной семье. Благодаря писателю Корнилову оправдали.
Источник: https://vk.com/old.history
Комментариев нет:
Отправить комментарий